Иван Сабило - Крупным планом, 2006[роман-дневник]
— Меня поражает «героизм» Риммы Казаковой, с которым она отстаивает неправду.
— Амбиции. Она крайне амбициозна, притом небескорыстна. Иная бы давно умаялась воевать за неправду, а эта лишь крепнет от поражения к поражению.
— В статье, — сказал я, — сделан призыв к руководству Союза писателей Москвы отказаться от конфронтации и выступить совместно за спасение остатков писательской собственности. Но я не уверен, что они услышат его.
— Пожалуй. Хотя там уже многие понимают вред конфронтации. Они убедились в том, что новые власти России меньше всего беспокоятся как о российской культуре, так и о писателях.
— Да, если при Советах был главный лозунг: «Всё лучшее — детям!», то сейчас: «Всё лучшее, в том числе и детское, — частникам!». Наши государственные мужи сами ухитрились стать крупными собственниками и, чтобы сохранить присвоенное, дают возможность и другим отхватить кусок пожирнее.
— В том и суть, — сказал Кузнецов. — Стало быть, и борьба наша будет длительной и тяжёлой.
Мне показалось, тема писательской собственности в нашем разговоре исчерпана, и я спросил Кузнецова, звонил ли он в Агентство по печати Нине Литвинец. Это ей Сеславинский передал наше письмо о российско-белорусской 50-томной библиотеке. Две недели назад нам сказали, что она уезжает в Германию на Франкфуртскую международную книжную ярмарку, и попросили связаться с нею, когда она вернётся.
Кузнецов набрал её номер. Спросил о ярмарке — оказалось скучновато прошла. Упомянув о нашем письме, долго молча слушал — Нина Литвинец высказывала собственное видение нашего проекта. Кузнецову иногда удавалось вставить фразу в её монолог:
— Да, там теперь Союз белорусских писателей и Союз писателей Беларуси. Да, трудно сказать, в каком из них писатели сильнее. Да, полагаю, они соберут двадцать пять томов. А наших? Да, наших и в двести пятьдесят не уместить. Хорошо, если бы и от вас кто-то занимался этой серией. Будем ждать ваших предложений, а мы уже формируем редсовет.
Он положил трубку.
— Проблемы? — спросил я.
— Она утверждает, что финансировать это издание должно Союзное Государство.
— Об этом же и мы заявили, и Министерство информации Беларуси.
— Ну, часто чиновники наши мысли и предложения выдают за свои — неоспоримое право любого начальства.
— Пускай выдают, мы не в обиде. Наша задача внушить им, как детям, мысль, чтобы они ощутили её своей и старались помочь. Итак?
— Сказала, ответ будет положительным. Но сомневается, что белорусы наберут авторов на 25 томов. Кто там? Янка Купала, Якуб Колас, Быков.
— Несомненно! У них большая литература. В особенности, если взять почвенническую и военную тематику. Но не только. Известно ли вам имя Владимира Короткевича? Как художника слова многие считают его более состоятельным, чем Василь Быков. Его «Христос приземлился в Гродно», «Колосья под серпом твоим», «Дикая охота короля Стаха» — белорусская классика. А ещё у них Михась Лыньков, Алесь Адамович, Иван Шамякин, Иван Мележ, Иван Чигринов, Янка Мавр — вот как густо идут Иваны! — и многие другие. Белорусский роман и белорусская поэзия в двадцатом веке — значительное явление в литературе.
— Как вы думаете, если их 25-томную часть будет составлять Союз писателей Беларуси, включат они туда Василя Быкова?
— Обязательно.
— А Светлану Алексиевич?
— Не знаю. Это им решать. Наше дело — наши 25 томов, и нам негоже настаивать на включении в их часть каких-то авторов. Но будем советоваться, это не исключено.
— Хорошо. Вы уже думали, кого мы привлечём к работе для помощи вам?
— Вероятно, следует создать двууровневый редсовет: верхний — 5–7 известных писателей, руководителей творческих Союзов — Михалков, Ганичев, Распутин, Скатов, Кузнецов. И нижний, того же количества или даже меньше — те, кто будут непосредственно заниматься подбором писательских имён и произведений, которые мы включим в наши 25 томов.
— По-моему, приемлемо, — согласился Кузнецов.
— Знаете ли вы Блудилина-Аверьяна? — спросил я.
— Да, и очень хорошо. И жену его Наташу, критика и литературоведа, доктора филологических наук.
— Именно их я имею в виду. Но давайте сначала получим письмо. Кроме того, необходимо встретиться с нашими белорусскими коллегами, чтобы обсудить тип издания, оформление, обложку. Думаю, объём каждого тома не должен превышать 30 листов. Но и не меньше. Будут ли они одинаковы в чисто оформительском смысле — пусть решают издатели. Хорошо бы сделать достойный тираж. Но это уже будет зависеть от Союзных средств.
— Здесь неплохо бы подумать над выпуском части особого, подарочного тиража — для Президентов и Министров культуры.
— Мечтать не вредно, — откликнулся я на шутку, понимая, что это уже из ряда фантазий.
Вечер. Переделкино. В Старом корпусе, где я поселился в 25-м номере на втором этаже, как всегда, чистота и порядок. Писателей мало. Зато людей «не писательского вида» — хоть отбавляй. В основном, кавказцев. Все крайне упитанные, с острыми, оценивающими взглядами, как перед выходом на ринг, с нескрываемой готовностью к конфликту.
Несмотря на массу публикаций в СМИ о растаскивании предприимчивыми людьми писательского имущества, несмотря на арбитражные суды и пересуды, писательская собственность, нажитая писателями за счёт их взносов в Литфонд и перечисления части их гонораров, сокращается, как шагреневая кожа. Вот и в пристройке к Старому корпусу, в которой на первом этаже — столовая, а на втором — конференц-зал и библиотека, уже раскинул свои владения ресторан с милым названием «Дети солнца». А биллиард, где мы с Колей Коняевым резались по вечерам, теперь писателям предоставляется только за деньги. Раньше он стоял в отдельном помещении, на втором этаже, а ныне перемещён вниз, к входу в столовую, и застелен белым покрывалом, как покойник.
Не знаю, узаконено ли в нашей стране право тех, кто уже что-то ухватил и присвоил, не возвращать ухваченное хозяину, но, исходя из принимаемых арбитражными судами решений, оно существует де факто.
Надломлена становая ось России — русский дух. Бросаются в глаза унизительная бедность большинства и процветание тех, кто не имеет к богатству никакого отношения, кто не создавал его, а лишь присвоил. Социальная рознь налицо, а говорить об этом нельзя, законы не позволяют.
Ужинал двумя пирожками и апельсином, что купил на железнодорожной станции в Переделкине. Привёз ноутбук — вид на письменном столе солидный, а пользуюсь этим чудом техники всего лишь как пишущей машинкой. И нет желания учиться. Правда, когда-то в Петербурге, заплатив немалую сумму, я посещал компьютерные курсы. Ходил долго, больше месяца, и на каждом занятии наш наставник требовал, чтобы мы записывали в тетради сведения о каких-то килобайтах, килобитах, мегабайтах, мегабитах и прочую дребедень. И никакой практики. Когда же, чуть ли не в последний день курсов, он сел за компьютер и решил провести с нами практические занятия, выяснилось, что он не умеет на нём работать. Многие из его учеников, и я в том числе, рассердились и ушли. А через несколько дней он позвонил мне и сказал, что я могу приехать за удостоверением, которое подтверждает, что я окончил компьютерные курсы.
